нственным дефектом ее внешности можно было считать багровый шрам на шее. - Ну что ж, входите, раз звонили! - сказала девица, уставив на буфетчика зеленые распутные глаза. Андрей Фокич охнул, заморгал глазами и шагнул в переднюю, снимая шляпу. В это время как раз в передней зазвенел телефон. Бесстыжая горничная, поставив одну ногу на стул, сняла трубку с рычажка и сказала в нее: - Алло! Буфетчик не знал, куда девать глаза, переминался с ноги на ногу и думал: "Ай да горничная у иностранца! Тьфу ты, пакость какая!". И чтобы спастись от пакости, стал коситься по сторонам. Вся большая и полутемная передняя была загромождена необычными предметами и одеянием. Так, на спинку стула наброшен был траурный плащ, подбитый огненной материей, на подзеркальном столике лежала длинная шпага с поблескивающей золотом рукоятью. Три шпаги с рукоятями серебряными стояли в углу так же просто, как какие-нибудь зонтики или трости. А на оленьих рогах висели береты с орлиными перьями. - Да, - говорила горничная в телефон, - как? Барон Майгель? Слушаю. Да! Господин артист сегодня дома. Да, будет рад вас видеть. Да, гости... фрак или черный пиджак. Что? К двенадцати ночи. - Закончив разговор, горничная положила трубку и обратилась к буфетчику: - Вам что угодно? - Мне необходимо видеть гражданина артиста. - Как? Так-таки его самого? - Его, - ответил буфетчик печально. - Спрошу, - сказала, видимо колеблясь, горничная и, приоткрыв дверь в кабинет покойного Берлиоза, доложила: - Рыцарь, тут явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мессир. - А пусть войдет, - раздался из кабинета разбитый голос Коровьева. - Пройдите в гостиную, - сказ