ь к мастеру, - и сказали только одно, - что он, к сожалению, не окончен. Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость - самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. - Что он говорит? - спросила Маргарита, и совершенно спокойное ее лицо подернулось дымкой сострадания. - Он говорит, - раздался голос Воланда, - одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же - лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем. - Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много? - спросила Маргарита. - Повторяется история с Фридой? - сказал Воланд, - но, Маргарита, здесь не тревожьте себя. Все будет правильно, на этом построен мир. - Отпустите его, - вдруг пронзительно крикн