оизведений, Никанор Иванович загрустил, представил себе женщину на коленях, с сиротами под дождем, и невольно подумал: "А тип все-таки этот Куролесов!" А тот, все повышая голос, продолжал каяться и окончательно запутал Никанора Ивановича, потому что вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе и отвечал, причем называл себя то "государем", то "бароном", то "отцом", то "сыном", то на "вы", то на "ты". Никанор Иванович понял только одно, что помер артист злою смертью, прокричав: "Ключи! Ключи мои! " - повалившись после этого на пол, хрипя и осторожно срывая с себя галстук. Умерев, Куролесов поднялся, отряхнул пыль с фрачных брюк, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой, и удалился при жидких аплодисментах. А конферансье заговорил так: - Мы прослушали с вами в замечательном исполнении Саввы Ивановича скупого рыцаря. Этот рыцарь надеялся, что резвые нимфы сбегутся к нему и произойдет еще многое приятное в том же духе. Но, как видите, ничего этого не случилось, никакие нимфы не сбежались к нему, и музы ему дань не принесли, и чертогов он никаких не воздвиг, а наоборот, кончил очень скверно, помер к чертовой матери от удара на своем сундуке с валютой и камнями. Предупреждаю вас, что и с вами случится что-нибудь в этом роде, если только не хуже, ежели вы не сдадите валюту! Поэзия ли Пушкина произвела такое впечатление или прозаическая речь конферансье, но только вдруг из зала раздался застенчивый голос: - Я сдаю валюту. - Милости прошу на сцену! - вежливо пригласил конферансье, всматриваясь в темный зал. И на сцене оказался маленького роста белокурый гражданин, судя по лицу, не брившийся около