тно, - ответил мастер. - Нет, нет, это не грустно, - сказал Воланд, - ничего страшного уже не будет. Ну-с, Маргарита Николаевна, все сделано. Имеете ли вы ко мне какую-нибудь претензию? - Что вы, о, что вы, мессир! - Так возьмите же это от меня на память, - сказал Воланд и вынул из-под подушки небольшую золотую подкову, усыпанную алмазами. - Нет, нет, нет, с какой же стати! - Вы хотите со мной поспорить? - улыбнувшись, спросил Воланд. Маргарита, так как в плаще у нее не было кармана, уложила подкову в салфетку и затянула ее узлом. Тут что-то ее изумило. Она оглянулась на окно, в котором сияла луна, и сказала: - А вот чего я не понимаю... что же, это все полночь да полночь, а ведь давно уже должно быть утро? - Праздничную полночь приятно немного и задержать, - ответил Воланд. - Ну, желаю вам счастья. Маргарита молитвенно протянула обе руки к Воланду, но не посмела приблизиться к нему и тихо воскликнула: - Прощайте! Прощайте! - До свидания, - сказал Воланд. И Маргарита в черном плаще, мастер в больничном халате вышли в коридор ювелиршиной квартиры, в котором горела свеча и где их дожидалась свита Воланда. Когда пошли из коридора, Гелла несла чемодан, в котором был роман и небольшое имущество Маргариты Николаевны, а кот помогал Гелле. У дверей квартиры Коровьев раскланялся и исчез, а остальные пошли провожать по лестнице. Она была пуста. Когда проходили площадку третьего этажа, что-то мягко стукнуло, но на это никто не обратил внимания. У самых выходных дверей шестого парадного Азазелло дунул вверх, и только что вышли во двор, в который не заходила луна, увидели спящего на крыльце, и, по-видимому, спящего мертвым сном, человека в