делам. Прежде всего, этот проклятый Вар-равван вас не тревожит? Тут гость и послал свой особенный взгляд в щеку прокуратора. Но тот скучающими глазами глядел вдаль, брезгливо сморщившись и созерцая часть города, лежащую у его ног и угасающую в предвечерье. Угас и взгляд гостя, и веки его опустились. - Надо думать, что Вар-равван стал теперь безопасен, как ягненок, - заговорил гость, и морщинки появились на круглом лице. - Ему неудобно бунтовать теперь. - Слишком знаменит? - спросил Пилат, усмехнувшись. - Прокуратор, как всегда, тонко понимает вопрос! - Но, во всяком случае, - озабоченно заметил прокуратор, и тонкий, длинный палец с черным камнем перстня поднялся вверх, - надо будет... - О, прокуратор может быть уверен в том, что, пока я в Иудее, вар не сделает ни шагу без того, чтобы за ним не шли по пятам. - Теперь я спокоен, как, впрочем, и всегда спокоен, когда вы здесь. - Прокуратор слишком добр! - А теперь прошу сообщить мне о казни, - сказал прокуратор. - Что именно интересует прокуратора? - Не было ли со стороны толпы попыток выражения возмущения? Это главное, конечно. - Никаких, - ответил гость. - Очень хорошо. Вы сами установили, что смерть пришла? - Прокуратор может быть уверен в этом. - А скажите... напиток им давали перед повешением на столбы? - Да. Но он, - тут гость закрыл глаза, - отказался его выпить. - Кто именно? - спросил Пилат. - Простите, игемон! - воскликнул гость, - я не назвал? Га-Ноцри. - Безумец! - сказал Пилат, почему-то гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка, - умирать от ожогов солнца! Зачем же отказываться от того, что полагается по закону? В каких выражениях он отказался?