- спросил тихо Пилат, - ты ведь не ел целый день, а может быть, и больше. Ну, хорошо, не ешь. Я призвал тебя, чтобы ты показал мне нож, который был у тебя. - Солдаты отняли его у меня, когда вводили сюда, - сказал Левий и добавил мрачно: - Вы мне его верните, мне его надо отдать хозяину, я его украл. - Зачем? - Чтобы веревки перерезать, - ответил Левий. - Марк! - крикнул прокуратор, и кентурион вступил под колонны. - Нож его мне дайте. Кентурион вынул из одного из двух чехлов на поясе грязный хлебный нож и подал его прокуратору, а сам удалился. - А у кого взял нож? - В хлебной лавке у Хевронских ворот, как войдешь в город, сейчас же налево. Пилат поглядел на широкое лезвие, попробовал пальцем, остер ли нож, зачем-то, и сказал: - Насчет ножа не беспокойся, нож вернут в лавку. А теперь мне нужно второе: покажи хартию, которую ты носишь с собой и где записаны слова Иешуа. Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недоброй улыбкой, что лицо его обезобразилось совершенно. - Все хотите отнять? И последнее, что имею? - спросил он. - Я не сказал тебе - отдай, - ответил Пилат, - я сказал - покажи. Левий порылся за пазухой и вынул свиток пергамента. Пилат взял его, развернул, расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать малоразборчивые чернильные знаки. Трудно было понять эти корявые строчки, и Пилат морщился и склонялся к самому пергаменту, водил пальцем по строчкам. Ему удалось все-таки разобрать, что записанное представляет собой бессвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных заметок и поэтических отрывков. Кое-что Пилат прочел: "Смерти нет... вчера мы ели сладкие весенние баккуроты..." Гримасничая