я. - Мне с вами нужно поговорить, - многозначительно сказал Иван Николаевич. - Я для этого и пришел, - отозвался Стравинский. - Дело вот в чем, - начал Иван, чувствуя, что настал его час, - меня в сумасшедшие вырядили, никто не желает меня слушать!.. - О нет, мы выслушаем вас очень внимательно, - серьезно и успокоительно сказал Стравинский, - и в сумасшедшие вас рядить ни в коем случае не позволим. - Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с таинственною личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата. Свита безмолвно и не шевелясь слушала поэта. - Пилата? Пилат, это - который жил при Иисусе Христе? - щурясь на Ивана, спросил Стравинский. Тот самый. - Ага, - сказал Стравинский, - а этот Берлиоз погиб под трамваем? - Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших, причем этот самый загадочный гражданин... - Знакомый Понтия Пилата? - спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большой непонятливостью. - Именно он, - подтвердил Иван, изучая Стравинского, - так вот он сказал заранее, что Аннушка разлила подсолнечное масло... а он и поскользнулся как раз этом месте! Как вам это понравится? - Многозначительно осведомился Иван, надеясь произвести большой эффект своими словами. Но эффекта не последовало, и Стравинский очень просто задал следующий вопрос: - А кто же эта Аннушка? Этот вопрос немного расстроил Ивана, лицо его передернуло. - Аннушка здесь совершенно не важна, - проговорил он, нервничая, - черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важно то, что он заранее,